Вступление первое.
Что есть девятый отряд? Около двух десятков всякого неясного сброда, гордо именующего себя демонами, жнецами и Хранителями стихий, даже тройка «Драконов» затесалась и ангел. «Neun», он же Нойн, существует независимо ни от каких организаций, а тем более личностей.
И надо бы сказать с чего все начиналось, если так, по-хорошему. Но уже никто почти ничего не помнит. Хотя можно, конечно, спросить официального руководителя Нойн, но он сам может отказаться отвечать на вопросы. Почему? И на этот вопрос Вы ответа не получите, но можете получить по лбу за излишнее любопытство.
«С чего начиналось? Ох, это у Пепельного спрашивайте, а не у меня». Именно так ответит вам Тайши. А Хицуки, в свою очередь, пошлет вас к Тайши. Круговорот мыслей в Нойн. И так будет постоянно, что бы вы ни спрашивали у них. Но можно послушать их воспоминания, когда все дружно напиваются и со смехом рассказывают о «деньках наших старых». И начинается все с неизменной фразы «Я вот что вспомнил…»
А напрямую спрашивать бесполезно...
Иска Куроцу, жнец Нойн.
Неизвестно откуда к нам в Нойн попал ангел. Вот уж спасибо Вольфу. Огромное!
Сакурай, нечто среднее между демоном и Чеширским Котом.
У нас и такие есть.
Аши Куроцу, жнец Нойн.
Глава I. С чего всё начиналось.
читать дальшеВ дверях кабинета Сёна Кацураги стоит мальчишка лет пятнадцати и с любопытством осматривает помещение, не решаясь войти внутрь.
- Так и будешь стоять? – хмурый, лет тридцати на вид, мужчина отрывается от бумаг, бегло оглядывая наглеца, что решился его потревожить. – Имя, возраст, ранг.
- Вольф Астес, почти шестнадцать, прислан к Вам на стажировку, - скороговоркой выпаливает паренёк и замолкает, выжидающе глядя на капитана.
Реакции на его слова не следует – Кацураги спокойно продолжает заполнять какие-то бумаги, как и ранее. Вольф начинает отсчитывать секунды в ожидании ответа. Минута, полторы, три, восемь.
- Э... Простите...
- Еще три минуты, плюс-минус одна, - не отрываясь от своего занятия, говорит Кацураги.
Астес коротко кивает, снова бегло осматривая кабинет, начиная отсчитывать секунды.
- Ну вот, а теперь я тебя внимательно слушаю, - в тот момент, когда Вольф досчитывает до ста шестидесяти трех, говорит мужчина. – Вольф, так? Астес... Какая неприличная фамилия. А полностью как зовут?
- Вольфрам Хартгейм фон Астесер, - с неким смущением говорит парень.
- Ах, это сокращение, - буквально на пару секунд лицо Сёна озаряет улыбка, которую, впрочем, Вольф не замечает, отвлекаясь на шум в коридоре. – Драхе, так? И прислан ко мне... Не завидую, - и, видя некое удивление на лице парня, мужчина добавляет. – В отношении службы у нас очень строго.
Вольф снова коротко кивает, рассматривая теперь уже самого Хранителя Зеркал. Смуглый, темноволосый, с привлекательными чертами лица, тем не менее мужчина строго смотрел на него, казалось, ожидая еще каких-то объяснений, которых со стороны Вольфа не было, лишь удивленный взгляд да некое смущение.
- Что-то еще? – бормочет Вольф, не понимая, чего от него ожидают.
- Кто вас ко мне прислал, у кого под началом были. Все документации на вас, с подписями прошлого начальства.
- Сначала у бешютцера Героина, потом у Кройца. Вот письма от первого, вот от второго, - всё же зайдя в кабинет, Вольф кладёт два конверта на стол своего нынешнего начальника, хочет сказать что-то еще, но его жестом останавливают – Сён сам распечатывает один из конвертов, мельком осматривая все бумаги, что в нём были. То же он проделывает и со вторым. Тонкие брови удивленно выгибаются, сиреневые глаза уже с любопытством смотрят на Вольфа.
- Какой послужной список... За пол года... И что же вас, такого хорошего, перевели ко мне? За общение, - во взгляде Сёна появляется холод. – С суккубами? Или за связь с демонами?
- Ох, нет, - на лице Вольфа появляется какая-то ехидная улыбка, так же сменяющаяся холодом. – Увы, за помощь ангелам...
- Даже так, - мужчина негромко смеётся. – Даже так... Что же, побудете у меня под началом восемь месяцев, считая с первого, - тут он бросает взгляд на календарь. – Октября. А сейчас вы свободны, так же как и следующие два дня. Вон отсюда!
Отвесив шутовской поклон новому начальнику, Вольф спешит покинуть его кабинет, втайне надеясь, что будет здесь исключительно редко во время прохождения стажировки. Идя по коридору, он недовольно хмурится и злится на Сёна. Зная, что злиться ещё не за что, но злиться. За прекрасное самообладание, за ту холодность, то едва заметно презрение во взгляде сиреневых глаз и мягком голосе, что начал отливать сталью при упоминании демонов. «Пф... Хорош нашелся!» - в сердцах восклицает Вольф, сразу же опасливо оглядываясь назад, туда, где остался кабинет Кацураги. И снова он недовольно фыркает, продолжая злиться на Сёна. И вспоминает едва заметную улыбку на тонких губах. Остановившись, он улыбается своим мыслям.
А Сён вспоминает тот гнев в глазах мальчишки и смеётся. В тишине кабинета смех отдается эхом от стен, возвращаясь к хозяину. Мужчина устало прикрывает глаза.
- Но признайся, он тебя заинтересовал? – Его висок щекочут чьи-то прохладные губы; голос, отдаленно напоминающий переливы флейты, снова касается слуха. - Так ведь?
- Честно? - Даже глаз открывать не надо, и так ясно, что именно руки Героина скользят по напряжённым плечам, именно его голос заставляет лениво улыбнуться. – Зачем ты его Тайши отдавал?
И тихий, такой же мелодичный, как и голос, смех на грани слуха. Больше на галлюцинацию похоже, чем на реальность. Героин.
- Ну, мне скучно было, - и, встречая некое удивление в сиреневых глазах, Хицуки снова смеётся, глядя на Сёна. – У мальчишки вид был такой, словно на него все человеческие беды разом свалились... Ну я его и перевел к Тайши. А что?
- Уже ничего, - бормочет мужчина и обнимает Героина за талию. – Ничего. Забудь.
Сён и сам улыбается, думая о том, что с мальчишкой можно работать как с пластилином. И снова прикрывает глаза, когда тёплые губы касаются лба. Значит, так и должно быть.
Иска наблюдает за младшим братом, пока тот заполняет очередной отчет для Кройца о проделанной работе в постапокаплитеском Париже, и злится. Она не привыкла сидеть, сложа руки, а на «большую землю» посылают в последнее время только Аши. Хоть вешайся с этим Кройцом! Но тут же гнев во взгляде девушки сменяется некой нежностью, любовью даже. Зато у любимого брата бывают вылазки, да и то для отчетов о населении. Скука, да и только. А она днями вынуждена сидеть в кабинете, возиться иногда с новоприбывшими молодыми жнецами, а чаще всего просто ничего не делать. И навязчивая мысль придушить Кройца посещает всё чаще. После ухода Астеса совсем скучно стало. Иска снова бросает взгляд на брата, недовольно пересматривающего все бумаги, и смеётся.
- Ис, замолчи… У меня цифры не сходятся, - почти жалобно произносит парень. – Умерло двенадцать человек и пять обитателей. Из них трое попали к нам, как стихийные. Семеро отправились в Чистилище, один в Рай, еще одного мы направили к Героину. А обитателей куда?
- Тоже в Чистилище, а там решат, - Иска зевает. – Двадцать четыре...
- Что, прости?
- Двадцать четвертый окурок летит с этажа выше, - Девушка бросает взгляд на часы и что-то считает на пальцах. – За три часа!
И оба тут же, глянув друг на друга, произносят дружное «Фу!» и смеются.
- Многовато он у нас курит...
- Глядишь, и помрёт...
- Неа, - почти что скорбно произносит Аши. – Второй раз не помрет. А жаль... Я же так жду, когда ты, Ис, станешь Хранителем!
Девушка смотрит на брата, как на умалишенного и, словно подтверждая, крутит пальцем у виска. И перекрещивается, чтоб наверняка Господь уберёг её от такого...
Вольф уныло смотрит то в окно, то на часы, иногда перелистывая страницы книги со странным набором символов и миниатюр, изображающих Ад. Язык ему не понятен, поэтому он лишь рассматривает изображения, пытаясь понять их смысл. Грешники на костре, грешники в котлах с кипящим маслом, грешники... Демоны, безобразные и страшные, совсем не такие, каких встречал он. Его демоны были прекрасны, манили своим запахом и взглядом, их голоса приятно опутывали душу, похищая ее. Нужно было лишь сказать «да» и подписать контракт. Например, как тот мальчишка Александр. Ради спасения сестры, которая его даже не любила, за человека не считала. Глупец. Или это он, Вольф, глупец, если не понимает что такое семья? И у него была сестра, младшая. Роземари. Возлюбленная. Вольф ей завидовал иногда, ведь она действительно была любимым ребенком в их семье. В «их» семье. Он дёргает себя за светло-золотистую прядь. «У меня же алые были… Странно, почему они стали светлыми?»
Легкое, почти невесомое, прикосновение к плечу, Вольф невольно вздрагивает и оборачивается.
- Герр Героин, зачем вы так пугаете?
- Мне тут скучно стало, - Хицуки улыбается вполне довольный тем, что застал мальчишку врасплох. – Ты не хотел бы меня развлечь?
Тонкие прохладные пальцы пробегают по белоснежной горячей коже, касаясь самых чувствительных точек на теле парня, и того выгибает дугой. Острое лезвие плавно очерчивает контур рёбер, на коже появляются алые полосы крови. Паренёк снова выгибается, теперь уже от боли. Янтарно-жёлтые глаза встречаются с янтарно-зелёными, смеющимися и жестокими.
Парнишка нервно дергается, и заржавевшие цепи, что опутывают всё тело, противно звенят, издавая неясный скрежет. Но их заглушает хриплый крик. Блондин безвольно обвисает, цепи звенят. А Он смеётся, уходя, прикрывая за собой тяжёлую железную дверь.
Сён бросает взгляд на часы и хмурится. Одиннадцать. А Вольфа всё еще нет, хотя рабочий день начинается в полдесятого утра. А у большинства жнецов он круглые сутки.
Спустя час мужчина начинает злиться, а спустя еще два часа – беспокоится. У мальчишки в документах не значилось ни одного выговора за опоздание на рабочее место.
Через десять минут перед ним стоят, внимательно выслушивая, Хицуки и Тайши; первый улыбается, второй хмурится, глядя куда-то в окно – ему невыносимо хочется покурить, но в кабинете у Сёна курить запрещено. Первому явно что-то известно, так кажется второму, но первый молчит, улыбаясь как полоумный. Первому весело, ведь он и вправду знает, где сейчас драхе Астес. Но он не скажет, ведь обещал; даже если и не пообещал, не сказал бы. А зачем? Это же весело наблюдать, как злиться Кройц, как беспокоится Хошикари. Весело... К реальности Хицуки возвращает звонкая пощёчина.
- Героин, твою мать! – Кажется, Хошикари тоже злится. Еще одна пощёчина. Очень сильно злится. – Ты же знаешь, так?
- Знаю, - медленно тянет Хицуки, а затем улыбается. – Но не скажу.
«Зря», - запоздало думает он, когда за секунду до удара головой о стену, успевает упереться в неё ладонями, - «Зря сказал». Зелёные, с янтарём, глаза со смехом смотрят в серо-голубые глаза Тайши, боясь сиреневых глаз Сёна. Единственного, пожалуй, во всей Организации. Но даже ему Хицуки не скажет, ни за что не скажет: ни под страхом смерти, даже угрозу быть отправленным в Чистилище проигнорирует. Бывало и хуже. Суд. Смерть, возможно. Да и что такое смерть для жнецов? Они же и так мертвы. А пропажа малолетнего драхе – глупость, не стоящая внимания с его, Героина, стороны. Пусть даже когда-то собственного.
А Тайши злится, ему хочется прибить этого засранца Хицуки. За знание, за смех во взгляде, но, что самое главное, за молчание. Но не убьёт, ибо руки марать не хочется о такой мусор, как Героин. Не убьёт потому, что тот знает; потому, что самому Тайши Вольф нужен; потому, что только он знает о Вольфе то, что другим знать не нужно. И Кройц, игнорируя запрет, подходит к окну, открывает его и курит, не слушая ругательства Хошикари и смех этого полоумного. А если Вольф и правда окажется там, где он думает, то Героин нежилец. И пусть его потом в Чистилище отправят. В этот момент убить брата кажется самой лучшей перспективой. Рано.
Сён опускается в кресло, устало прикрывая глаза; хочется прибить сначала Героина за молчание, потом Кройца за излишнюю вспыльчивость. Это же надо додуматься, чтобы стукнуть высшего Хранителя головой о стену! Признаться, самому хотелось так сделать. Но не в его же кабинете! Сён трёт виски, стараясь успокоиться. Кройц тоже что-то знает, по нему видно. Но тоже молчит. И на языке вертится одно только нецензурное, поэтому Кацураги молчит, боясь, что наговорит сейчас много лишнего.
- Хошикари, хочешь, скажу, где он может быть? – Тайши сидит на подоконнике, выкуривая, докуривая вернее, восьмую или девятую сигарету подряд.
В кабинете снова воцаряется молчание: удивленное со стороны Сёна, смеющееся со стороны Хицуки и холодно-равнодушное, пахнущее сигаретным дымом, со стороны Кройца.
Стук в дверь остаётся незамеченным, и там, за дверью, решают, что в кабинет пуст. В коридоре слышны приглушенные ворсом ковра и постепенно отдаляющиеся шаги. Героин улыбается, глядя на Тайши, а тот внимательно наблюдает за Сёном. На пару мгновений тишину нарушают звук зажигающейся спички и тихий вздох. Первым не выдерживает Хицуки – он смеется, словно флейта поёт на ветру, но быстро умолкает.
- Архивы поднимал, - коротко бормочет Тайши, бросая злой взгляд на Хицуки. Как же ему хочется придушить этого улыбчивого отморозка. Но пока что нельзя.
Сён ничего не отвечает, лишь кивает – мол: понял. В дальнейших объяснениях он не нуждается, и так всё ясно. А вот запропастившегося неизвестно куда Астеса найти не помешало бы.
Вольф напряженно вслушивается во мрак, но ничего, кроме скрежета потревоженных неосторожным движением цепей не слышит. Но и его биение собственного сердца где-то в висках вскоре заглушает. Дышать, рвано хватая ртом воздух. Да и по-другому не получается даже. Он пропускает тот момент, когда к нему кто-то входит, и обращает внимание на вошедшего лишь тогда, когда тот начинает осторожно гладить Вольфа по растрепанным светло-золотым волосам. Янтарь встречается с бирюзой чужих глаз, почему-то неправильно-тёплых. Вольф даже удивиться успевает перед тем, как его резко вздёргивают на ноги. Снова слышен противный, слишком громкий для привыкшего к тишине слуха, звон и скрежет заржавевшей цепи, эхом отдающийся от стен подвала. И кричать хочется ещё раньше, чем к затёкшему от холода и минимума движений телу возвращается чувствительность в полной мере. Щёк касаются тёплые пальцы, затем пробегаются по спине, накидывая тёплый, на меху, плащ. Вольф невольно дёргается, пугаясь прохладного меха, но тут же успокаивается. Снова тёплое прикосновение к щекам, только теперь это уже мягкие губы. От чужого пахнет мёдом и виноградом, но запах поверхностный. Потом чувствительный звериный нюх улавливает кровь и сталь. Впервые за всё время разума Вольфа касаются липкие щупальца страха, проникая к сердцу, в самую душу, надёжно укореняясь там. Чужой, видимо, замечает испуг мальчишки, ибо резко толкает того спиной к стене и целует обманчиво-нежно, прикрывая смеющиеся бирюзовые глаза. Отмечает про себя, что от мальчишки действительно пахнет страхом, но больше малиной и ещё чем-то сладким, не понять даже. Вольф пытается сопротивляться, упорно пытаясь вырваться из цепких рук чужака, что, впрочем, делать бесполезно. Тёплые руки скользят по плечам, рёбрам, к животу, мимолетно касаются бархатистой кожи бёдер, а затем снова цепко держат руки. Чужой целует медленно, мягко, но где-то на периферии Вольф понимает, что всё это обман, что потом будет больно.
Тайши напряжённо вглядывается в полумрак туда, где видна блёклая, почти ничем не отличающаяся от окружающей темноты, полоска света. Идёт последним, с дрожью осознавая, что оказался прав. Даже Героину, похоже, не до веселья – отсутствует вечная ненормальная полуулыбка. А Сён, кажется, злится на обоих. А Тайши так хотелось прогадать, увидеть, что дверь ничем в темноте не выделяется, спокойно выдохнуть и пойти выкурить сигаретку другую в кабинете у Иски и Аши, заодно и посмотреть, чем эти двое заняты в рабочее время. Но не вышло, увы, за дверью был свет, хоть и не очень яркий, но был. И это пугало троих хранителей, даже отмороженного и явно вкурившего какую-то дурь Героина.
И просто целовать и зажимать Астеса у стены уже неинтересно, да и собственное тело требует большего. Чужие губы скользят от шеи к ключицам, чуть прикусывают нежную кожу. Он заглядывает в глаза Вольфа. И не верится, что шестнадцатилетний мальчишка может так на тебя смотреть: мутно, распутно и похотливо.
Сён толкает тяжёлую железную дверь, но обнаруживает лишь лестницу, ведущую в какой-то полуподвал. Бросает почти растерянный взгляд на Тайши, которому, похоже, совсем уже плевать на происходящее. Хицуки тихо усмехается и спускает первым, открывая вторую дверь.
Вольф жмурится от боли, волнами пробегающей от поясницы по всему позвоночнику и огнём растекающейся по венам. Пожалуй, закричать в такой ситуации было бы лучшим выходом, но гордость не позволит. Более сильный и грубый толчок заставляет хрипло застонать. Руки соскальзываю с холодного камня, но незнакомец не дает упасть, выкручивая руки, прижимая к стене сильнее и заставляя выгнуться.
- Ну, каково это, когда тебя имеют в твою аристократическую задницу? – Хрипло и с насмешкой в голосе спрашивает чужой, толкая глубже и грубее в податливое тело.
В ответ он получает лишь еще один болезненный стон и всхлип, не более.
Хицуки как завороженный смотрит на то, как насилуют его бывшего подчинённого, и не может отвести взгляд. Именно сейчас Вольф почему-то выглядит красивее всего: с болезненно изломленными бровями, выгнувшимся и кусающим собственные губы. Именно таким он прекрасен. Вспоминаются слова наставника о том, что боль и страдания неизменно украшают всех, кто живет за чертой жизни.
Сён плечом отодвигает Героина и тут же отворачивается, не в состоянии смотреть на это безобразие. Ему слишком противно видеть ухмылку на лице демона.
Тайши даже заглядывать в помещение не нужно – он слышит, чувствует: по негромким стонам, по хриплому тяжёлому дыханию, по запаху чужого возбуждения. Он закуривает и садится на ступеньки, наблюдая за Хошикари и Героином, который, похоже, начинает потихоньку заводиться от одного лишь созерцания. Тайши тихо фыркает: ему тошно смотреть на брата.
А Вольф не замечает появления в подвале новых личностей, стараясь не-думать о собственной боли – больше душевной, чем физической – и об унижении. Он не замечает так же, как никто не заметил, что он все ещё ребенок, лишь по воле случая попавший под царственный взгляд Вечности. Боль током бежит по венам, от неё начинает постепенно тошнить. И чужое возбуждение обжигает кожу.
Хоши замечает и Хицуки, и Сёна, ощущает ещё чьё-то присутствие. Острее всего сейчас пахнет боль мальчишки, и он упивается ею, как дорогим лакомством. От этого запаха даже голова немного кружиться. А чужое тело горит огнём, словно пожираемое им изнутри. Хоши толкается в Вольфа в последний раз и замирает, касаясь губами плеча парня; шепчет едва различимое с тихим вздохом «Так уж получилось» и отстраняется, но тут же приходится подхватить на руки Вольфа, потерявшего от боли сознание.
- Хи-цу-ки, ты труп, - едва слышно цедит Сён. Хоши оборачивается на этот голос с нотками стали. – Как сюда попало… Это…
Хоши улыбается, понимая что «Это» и есть он сам. В бирюзовых глазах на мгновение появляются искорки смеха. Всего лишь на одно короткое мгновение.
- Понятия не имею, - а голос Героина напоминает натянутую струну. – Это не моих рук дело. Я демонов не люблю.
За дверью кто-то хмыкает. Кто-то, от кого мягко и нежно пахнет дождём и свежескошенной травой. Хоши нравится этот запах, ему хочется увидеть его обладателя. Буквально пару секунд – Вольф оказывается на руках у Сёна, а демон стоит за спиной того, кто так сильно его привлек. И как он не заметил сигаретный дым?
Тайши даже не оборачивается – и так всё ясно. Мёд, который, впрочем, не заглушает стали с привкусом крови. Привычный запах любого демона – сталь и кровь. А вот мёд это уже интересней. И что-то еще, что именно Тайши никак не может понять. Вино? Нет, тогда была бы кислинка. Значит, обычный виноград. Спелый и сладкий, манящий. Кройц снова хмыкает.
Хицуки смеётся, осознавая, что делать этого не нужно, но смеётся. И улыбающийся младший брат, и демон за его спиной, и Сён с потерявшим сознание Вольфом на руках – всё это его забавляет. И факт, что из-за того, что Хоши соблазнился мальчишкой, его могут отправить в охотники, остаётся где-то за гранью здравого смысла: вышло даже интересней, чем он представлял, веселее. А охотником он побыть пару дней, так уж и быть, может.
Сён не злиться, ему плевать на демона. Он просто проходит мимо, как ему кажется, ненормальной троицы и, захлопывая за собой тяжелую железную дверь, несёт мальчишку в медпункт. И как он объяснит там причину, почему Вольф изнасилован? Да уж, счастье. А ведь только начало квартала…
Тайши не оборачивается на звук закрываемой двери. Не оборачивается на запах демона, хотя уже интересно посмотреть на его обладателя. Он лишь наблюдает за Героином, прислонившимся спиной к холодной стене и тяжело дышащим. Хорошенько же его зацепило, ох как зацепило… Тайши тихо смеётся.
Хоши вздрагивает, когда тот, кто его заинтересовал, смеётся. Даже смех напоминает шуршание дождя на опавших листьях. Мило. Этот жнец нравится демону всё больше и больше. Надо будет потом с ним пообщаться наедине. Потом. Когда-нибудь, если он, Хоши, выйдет из этого подвала живым.
Хицуки приходит в себя от чужого смеха, нервно передёргивает плечами и выбегает, почти что следом, за Хошикари. И долго потом стоит возле распахнутого настежь окна в тёмном коридоре, вдыхая запах осени. Весёлое первое октября, веселее не придумаешь. И всё же, вышло очень даже мило. Кроме пункта с демоном. Откуда он только взялся?
Хоши улыбается, глядя на пепельноволосого жнеца, который снова курит, не обращая внимания на демона. Тайши спиной чувствует на себе чужой внимательный взгляд, но не реагирует. И вдыхает запах демона, как и тот вдыхает его собственный. Они долго молча следят друг за другом, чутко улавливая каждый вдох-выдох, каждое шуршание одежд. Один внимательно рассматривает, другой не менее внимательно прислушивается. И нервы, кажется, вот-вот не выдержат. Обман. Почти пятисотлетний демон прекрасно владеет собой, как и трехсотлетний жнец. Ничто не выдаёт напряжения, что витает в воздухе на лестнице, ведущей в мрачный подвал. Тайши даже не курит, не желая нарушать тишину; Хоши едва дышит, но всё же улавливает лёгкий запах страха. И улыбается. Он победил. И жнец, кажется, это понимает.
- Даже не думай, - с улыбкой Тайши оборачивается к демону, ловит любопытство и интерес в бирюзовых глазах и закуривает. – Шаг, и ты станешь прекрасным дополнением в моей коллекции.
Хоши не отвечает, лишь присаживается на ступеньки рядом со жнецом, ловит в его волосах отблеск серебра и улыбается. Он и вправду прекрасен. Жаль только, что цвет глаз не увидел. Но на это еще есть время. Около часа – не больше, если не меньше.
Мягкая прохлада наполняет помещение, но дышать от этого легче не становиться – запах мёда становиться острее. Давит на плечи Кройцу, мешая нормально думать. В воздухе застывают капельки воды, едва заметно поблёскивая в мутном свете. Жнец и демон улыбаются друг другу. Из крайности в крайность. Улыбка демона приторно-сладкая, улыбка жнеца холодная, отливающая льдом. «Все верно», - думает один из них за мгновение до удара другого. И эта мысль почти осязаема: она мягко струиться прохладной водой по разгорячённой коже, осторожно проникает в разум тёплым ветерком. Дверь в подвал резко захлопывается от резкого порыва воздуха; жнец и демон остаются вдвоем на очень плохо освещенной лестнице: один у двери в коридор, наверху, другой у двери в подвал, внизу. Серо-голубые глаза смотрят сверху в бирюзовые. И, кажется, вечность проходит пока они смотрят глаза в глаза, беззвучно дышат, прислушиваясь к биению сердца друг друга, кожей осязая чужой запах. И Тайши упивается этими секундами-минутами, а Хоши жадно ловит каждое, пусть и едва заметное, движение жнеца. Ждёт. Оба чего-то ждут. Вода отблёскивает по стенам и потолку, на полу стелятся потоки воздуха. И напряжение током бьёт по нервам, сейчас почти оголённым, натянутым до предела. Демон сладко улыбается, почти вплотную оказываясь рядом с Тайши. Нервы не выдерживают – жнец улыбается словно безумный. Вода волной накрывает обоих. И дышать нечем, уже нечем. Обоих выносит во мрак коридора. Один стоит у окна и курит, второй лежит на полу, глядя в тёмный потолок и тяжело дыша. Сигареты и дождь, мёд и виноград. У жнеца кружится голова, а демон смеется: надсадно, хрипло, ибо воздуха всё ещё не хватает; безумие, словно патока, пахнет сладко и приторно, от него становится тяжело дышать даже Тайши, привыкшему всё время ощущать безумие рядом, в лице Героина; но даже ему сейчас тяжело, а демон продолжает смеяться, за что получает по рёбрам. И замолкает, почти удивлённо глядя на жнеца. Безумие испаряется в окно вместе с запахом осени и чьего-то страха. Общего, скорее всего.
Тайши уходит, оставляя Хоши лежать в тёмном коридоре. Не оборачиваясь, беззвучно, даже длинный синий плащ не шуршит. А демон смотрит ему вслед и улыбается, сам не зная чему. И жалеет, что даже имени этого жнеца не знает, но всё же радуется, что жив остался. Они еще встретятся, Хоши в этом в этом уверен. В Аду, в Раю, пусть даже в Чистилище – встретятся.
Сён спит в кресле рядом с постелью Вольфа. Спит чутко, ожидая, что мальчишка вот-вот придёт в себя.
Иска сидит тут же, на полу, изредка бросая взгляд внимательных чёрных глаз на младшего брата или Кацураги. И сама уже постепенно начинает засыпать. Да и не остаётся иного занятия, когда двое спят, а третий где-то на грани сна и просто бессознательного состояния. Сходить бы сделать себе ещё кофе, но от одного упоминания о нём девушку скоро тошнить будет.
Солнце, словно чего-то боясь, редко заглядывает меж тяжёлых штор в больничную палату. Да и демоны его не особо любят. Хоши открывает глаза – взгляд упирается в потолок, странно отливающий алым. Осматривается и вздыхает, понимая, что в Аду ничем не лучше, чем в Амте. Теплее разве что. Ему, как демону воздуха, даже под лёгким покрывалом жарко. Он вообще Ад не любит. Даже первый из его кругов, куда иногда солнечный свет все же проникает. Хоши прикрывает глаза, прислушиваясь, и, не обнаруживая ничего для себя подозрительного, снова засыпает.
Тайши стоит в дверях личных покоев Хошикари и, улыбаясь едва заметно, осматривает спящую троицу: хозяин комнаты спит в кресле, Иска и Аши Куроцу на полу, недалеко друг от друга. И Вольф в постели Сёна: золотистые, почему-то с алым отливом, волосы растрёпаны, на лице спокойствие, непривычное для этого паренька. Осталось лишь Героина найти. Но это позже, а сейчас нужно дождаться, когда Вольф в себя придёт. Видимо, долго ждать придётся. Тайши всё же заходит в комнату Сёна, сразу же осваиваясь на подоконнике, но не курит, впервые за долгое время изменяя своей привычке, лишь смотрит в окно на размеренную жизнь Амта. Здесь, на территории Германии, в Амте даже на появление демона внимания не обратили. Тайши печально вздыхает: в Китае было многим строже. А здесь. Только отчеты главному вовремя сдавай. Беспечные деньги, ничего не скажешь. Он переводит взгляд с улицы на обоих Куроцу. Небо и земля. Смуглая, темноглазая Иска, напоминающая больше всего дикую хищную кошку характером и повадками. И светловолосый, белокожий Аши, домашний и тёплый. Иска соответствует своему званию – маг Воды – характером, а вот брат… Тайши снова вздохнул. Ему бы огонь хранить, а не воду. Как же в этом немецком Амте всё сложно с персоналом. Ни один жнец или хранитель не подчиняется законам. И если Там узнают, то всех в Чистилище отправят.
Аши наблюдает за капитаном Кройцом и улыбается, а тот, кажется, не замечает, погруженный в свои мысли. Ну и пусть. Парень зевает и потягивается, садится и потягивается еще раз. И капитан, кажется, бросает на него внимательный взгляд, но тут же отворачивается к окну. Не курит. Аши даже удивляется – Кройц и не курит. Быть такого не может!
Время, как в грозу, часы отсчитывают едва слышно; время, как сироп, медленно перетекает из секунды в секунду, становясь минутами; время, кажется, вообще остановилось в этой комнате. Стены, пол, потолок – всё покрывается водой. Тайши даже не двигается, одним лишь желанием заставляя воду появиться из ниоткуда. Он еще раз доказывает статус Хранителя. И Аши понимает, что ему ещё очень далеко до бешютцера. Очень далеко. Около сотни лет… Вода неподвижна, она лёгким покрывалом, саваном скорее, укрывает всё. Дышать становить ещё легче. И голубоватое свечение наполняет комнату, которую закатное солнце уже не в силах осветить.
- Бешютцер? – Мягкий, спокойный голос Аши выводит Тайши из задумчивого полусна.
- Что, Аши? – И, словно забывая, что отчёт сдан ещё вчера. – А ты отчёт о ситуации в Париже сдал?
- Да.
Кройц коротко кивает, снова отворачиваясь к окну и - кажется, что за долгое время, но нет, лишь полтора часа прошло – закуривает, с наслаждением вдыхая горьковатый дым. Время, как понятие, отсутствует в Амте – реальностей много, время в каждой идёт по-своему. Неизменны только те, кого называют ангелами и демонами. И немногие знают о жнецах – шинигами, проводниках, где-то ангелах и богах смерти. Но и они неизменны. Десятками, сотнями лет. Поздно или рано всё начинает исчисляться тысячелетиями. Для всех: богов, жнецов, ангелов и демонов. Тайши вздыхает: нет, не такие мысли должны быть в его голове, не такие…
Хоши, лёжа в ало-серой больничной палате, смотрит на часы, отсчитывая секунды-минуты, ждёт, пока брат соизволит зайти к нему. Ждёт вот уже три часа, четвёртый скоро тикать начнёт, как только минутная стрелка пройдет «10», а часовая «5». Хоши злиться: без разрешения брата постель ему не покинуть. А ведь ещё объяснительную писать надо. И кто их только придумал, объяснительные эти?! Не иначе как ангел какой породистый, аж тошно… Хоши смотрит на часы, понимая, что сегодня брат не придёт, поэтому встаёт с больничной койки, быстро одевается и покидает палату, где единственное напоминание о нём – запах мёда. Да и тот скоро выветриться.
Это так, словно кокаин вдыхаешь – сначала кайф, ни с чем не сравнимый кайф. А потом ломка, ужасная, болезненная, выворачивающая наизнанку. И это страшно, если демон вдруг начинает в ком-то нуждаться, ведь любовь демона своеобразна – он любит до тех пор, пока всю душу не выпьет. Но пока демон видит «свой кокаин» всё хорошо. А у него ломка, он остро нуждается сейчас в своём брате, но не может даже прикоснуться к нему. И только поэтому он смотрит на алое, сернистое небо Ада, стараясь отвлечься от мыслей о брате. Увы, получается плохо – перед внутренним взором то и дело всплывают чьи-то бирюзовые глаза и не отпускают. Кошмар наяву. Ад.
Прохладные руки скользят по такой же прохладной, чуть смуглой, коже. Бархат чёрных одежд соскальзывает на пол, обнажая стройное гибкое тело. От поясницы к лопаткам и шее, по позвоночнику, исчезая в седых, с голубоватым отблеском волосах, вьётся неясная вязь знаков-иероглифов, складывающаяся в замысловатый узор. Запястья оплетают такие же вязи-татуировки. И только знающий поймет, какие страдания они порой причиняют своему носителю.
Здесь пороки обретают облик, но он им не поддаётся. Хоши вспоминает тот день, когда стал обладателем узоров на теле, что сейчас горят огнём; вспоминает, что у брата такие же. И улыбается при мысли о том, что тот тоже сейчас страдает. Даже больше, чем он сам. Почему-то именно эта мысль доставляет почти физическое удовольствие.
Он почти кричит, комкая чёрный шёлк простыней, выгибаясь, словно пытаясь скинуть узоры, покрывающие его спину. И вместе с болью получает ни с чем не сравнимое удовольствие. Хмуриться, прикрывая пронзительно синие глаза. Стонет, иногда срываясь на крики, но чаще вжимается лицом в подушку и хрипло дышит, хватая ртом воздух.
Хоши наблюдает, стоя в дверях спальни, за братом. И снова улыбается. Хоть в чём-то он оказался сильнее и лучше. В чём-то… И он почти что торжествующе смеётся, глядя на страдания своего брата. Присаживаясь на край постели, Хоши обнимает тяжело дышащего Хиро, крепко прижимает его к себе, слушает биение чужого сердца вперемешку с хриплым дыханием. И продолжает улыбаться, видя удивление и испуг в синих глазах. Правильно, братишка, не ты сильный мира сего. Не в этой комнате.
Хиро с удивлением, но больше с ужасом смотрит на того, что его обнимает. Смотрит в смеющуюся бирюзу глаз, хочется отшатнуться, но сильные руки брата держат крепко, почти оставляя синяки на нежной коже. Юноша жмуриться и, пропуская очередную волну жара и боли, задыхается от беспомощности. И самому противно. Улыбка на мгновение появляется на бледном лице.
Хоши ловит эту улыбку губами, целуя молодого себя. Сейчас разница в два века неощутима. Ловит запястья брата, прижимая того к постели. Демон похоти и низменных желаний, Хоши снова упивается своим превосходством, как и тогда, в подвале Амта. И слышит хриплый стон. Хиро.
Боль мешает адекватно оценить ситуацию, поцелуй мешает полноценно дышать. Пусть даже и с примесью паров серы, но даже такого воздуха катастрофически не хватает. Это заставляет подчиниться, Он заставляет подчиниться. Взрослый демон, взрослая копия самого себя, и от этого еще больше хочется ему сопротивляться. И, кажется, воздух вокруг них пронизан искрами молний. Или это сам воздух искриться?
Хоши отпускает брата в тот момент, когда узоры на собственном теле перестают жечь. И ловит некое разочарование в синеве чужих глаз. Хотя, почему чужих? Почти своих собственных. Почти. Разницы-то всего ничего – два века, ну и лет двенадцать еще. Хиро повезло умереть в девятнадцать, но старше шестнадцати он никогда не выглядел. А Хоши умер на два века раньше, да еще и в тридцать один год. За день до того, как ему исполнилось тридцать два. Близнецы. Хоши рассмеялся, глядя в испуганные глаза брата. Лишь лица да татуировки это проклятые. На этом сходство заканчивается.
Сознание, будто нехотя, возвращается мучительно-медленно. Вместе с болью во всём теле. «Как тогда…» - думается ему. Он слабо улыбается, приоткрывая янтарные глаза. Взгляд тут же упирается в мерцающую голубоватую полутьму, пахнущую, неизвестно почему, морским прибоем. Для верности он пару раз моргает, но видение не исчезает. Знакомо пахнет дождём. Где-то рядом слышится «Слава богам, живой!», и сознание возвращается к Вольфу окончательно.
Хоши, чувствуя чужую боль, улыбается. Ловит свою улыбку в зеркале и хмуриться. Братишка, кажется, обиделся на него. Или разозлился. Он так и не научился распознавать эмоции этого демона за сто с лишним лет знакомства. И это уязвляет самолюбие Хоши, на пару секунд. А затем он вновь с головой окунается в боль мальчишки. Кажется, ему хочется кричать. «Я бы тоже закричал», - думает Хоши, - «Четыреста лет назад закричал бы». А сейчас он лишь расслабленно лежит на белом шёлке простыней, прикрыв глаза, и жадно ловит каждую эмоцию Вольфа. И не замечает Хиро. Тот быстро оказывается рядом с братом, жадно ловит его эмоции также, как Хоши ловит эмоции Астеса.
- Братик, - тихий шёпот заставляет Хоши вздрогнуть. – А твоё наслаждение такое…
Хиро замолкает, пытаясь подобрать правильное определение.
- Сладкое, - и оказывается прижатым к белому шёлку. И улыбается старшему брату как безумный. Даже на дне синих глаз плещется сумасшествие. Острое и горьковато-сладкое.
Тайши наблюдает за Вольфом, ловит внимательно каждое движение. У мальчишки болит поясница, да и позвоночник тоже. Но он никому этого не скажет, будет терпеть. На стену лезть будет и кричать от боли в одиночестве, но сейчас – промолчит. Тайши качает головой и отворачивается. Идиот малолетний.
Вольф действительно терпит. Гордость не позволит ему показать свою боль кому бы то ни было. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Но сейчас хочется послать гордость аристократа к чёрту и расплакаться. Нельзя. Не при Хранителях и рядовых жнецах. Неосторожное движение, и по спине пробегает новая волна боли. От неё начинает кружиться голова. Вольф садиться на кровати, пытаясь восстановить дыхание. Выходит плохо – перед глазами по-прежнему всё плывет.
- Не надоело? – Голос с нотками дождя возвращает к реальности.
- Что именно? – Собственный хриплый голос заставляет невольно вздрогнуть.
- Игра в аристократа?
Вольф не отвечает, лишь накрывается одеялом с головой, стараясь уйти от этого голоса, который, впрочем, больше не слышно. И почему бешютцер Кацураги так разозлился? И Иска с Аши ушли. А Героин и не приходил даже. Только Кройц сейчас с ним. Вольф зажмуривается, стараясь отвлечься от ненужных мыслей. Под одеялом жарко, душно даже, но он терпит и, сам не зная почему, злиться на самого себя. Причина всплывает где-то на периферии разума, остро задевает самолюбие и прочно заседает в голове, не желая исчезать. Неприятно. Он тихо шепчет «кон фуоко» и откидывает одеяло в сторону. Тут же ловит, как ему кажется, одобрительный взгляд Кройца и кривится.
- Почему именно с огнём? – Тайши отворачивается к окну, с неудовольствием отмечает, что пачка сигарет почти пуста, и вздыхает. – Так почему?
- А как? – Вольф почти с недоумением на него смотрит, но всё же отвечает. – Моя стихия – огонь...
Тайши кивает – мол: в дальнейших объяснениях не нуждаюсь. По венам снова течёт какое-то сумасшествие, прямиком в мозг, заставляя жмуриться и думать ни о чем. Он улыбается, пытаясь для самого себя разъяснить и понять ситуацию, когда думаешь ни о чём: в голове приятная пустота, за которую цепляешься в надежде выловить из неё что-то путное. Но ничего не выходит. Тайши улыбается и старается сосредоточиться на вечернем, почти ночном, небе этого мира. Видимо, не особо хорошо – какое-то неясное наркотическое чувство никак не хочет покидать ни мысли, ни чувства. «Неужели? Он? Нет, вряд ли». Он нюхает пачку из-под сигарет, но, кроме приятного запаха качественного табака, ничего не обнаруживает. Значит, не Героин...
Вольф внимательно наблюдает за Кройцом, но тоже думает о чём-то своём, стараясь отвлечься от боли в пояснице. Выходит не особо хорошо, но терпеть можно. Мысль побывать дома, увидеть родителей и сестру как-то остро и больно бьёт по нервам, но лицо мальчишки не меняется, лишь в глазах отражаются все болезненные переживания. Вольф одевается, стараясь не делать лишних движений, и выходит из личных покоев бешютцера Кацураги.
Тайши не обращает на Вольфа внимания, погружённый в свои мысли.
За минуту до того, как покинуть Амт, Вольф удивлённо останавливается: ну, придёт он «домой» и что? Мари, наверное, увидит его и сильно испугается. Упаси Боже, заикаться потом будет. Юноша усмехается: «Упаси Боже». Ох, чему только не выучишься тут.
- Астес? – Вольф оборачивается, но никого не видит. – А наверху посмотреть ну никак, да?
Существо, которое он видит, мягко говоря, удивляет. Бледно-розовые, с аловатым, волосы, кошачьи уши и хвост... Кажется, он бредит.
- Так Астес или нет? – Существо спрыгивает с подоконника второго этажа здания Амта.
- Астес…
- Ой, как я рад! Я так рад! А я Кот, - и, видя то ли недоверие, по ли озадаченность во взгляде Драхе, Кот добавляет. – Ну, может о неком Сакурае слышал?
- Нет.
- Как это «нет»?!
- Ну, - Вольф пожимает плечами. – Нет, значит, «нет».
Кот как-то почти обиженно смотрит на Вольфа, розовые кошачьи уши чуть вздрагивают, он начинает гладить себя по пушистому полосатому хвосту, тоже розовому с белыми полосами. Всем своим видом старается показать, что он обижен. И Вольф почти верит ему, но вовремя замечает в изумрудных глазах искорки смеха. Сакурай качает головой и, состроив ехидную рожицу, отправляется куда-то по своим делам.
- Нечистый, - ещё немного постояв у входа в свою реальность, Астес отправляется следом за Котом в здание Амта.
«Сам нечистый, а я чистоплотный», думает Сакурай, сидя на своём подоконнике, наблюдая за плывущими по ночному, но, увы, беззвёздному небу облаками, «Сам такой...»
Хиро брата никогда особо не любил , но ему уже всё равно чьими эмоциями питаться. Лишь бы вкусно было. И ему сладко и тягуче, словно с головой в кипящий кисель окунули, так же обжигающе для воспалённого разума. Именно так: лежать рядом с чуть подрагивающим братом, чувствовать, как тот постепенно расслабляется и засыпает. Почему-то спокойствие, чужое спокойствие действует на него именно так. Хоши улыбается и приоткрывает глаза, глядя на младшего брата.
- А завтра, братишка, мы сходим к Героину.
И сам почти сразу же проваливается в тяжкий и крепкий сон без сновидений.
Каждый день Хицуки Героина проходит довольно весело, даже по его собственный не совсем адекватным меркам. Вот только иногда заканчивается не очень весело. Например, как сейчас: сидеть в кабинете, пусть и нежно любимого, Сёна Хошикари, выслушивать спокойное, но наполненное холодом звучание его голоса в планы Героина не входило.
- Давай из Организации уйдём, а?
- Что? - Сён удивлённо смотрит на наглого Героина, перебившего его на полуслове.
- На вольные хлеба подадимся... Ты, Тайши и я...
- Что?! - Сён начинает злиться, подобные идеи от своих подчинённых он не любит.
- Ну, можно и детишек взять.. Обоих Куроцу и Астеса. А, ещё твоего этого. Как его имя? Япон... А! Сакурай. Можно ещё твоего заместителя Сакурая взять, - Хицуки на пару секунд умолкает, ожидая ещё хоть какой-то реакции, но её нет. - Ну, так как?
- Ты ещё Лиса и Токи позови...
- И позову! И демонов, есть у меня парочка на примете...
- Что?!
- Они нормальные. И ангела можно, того, с которым Вольфик водился месяц назад.
- Он из правящей верхушки нашего Амта, если ты не знаешь. Или не знаешь, с каким именно ангелом он водился? - Сён видит заинтересованность в глазах Героина и усмехается. - Эришаль. Так сколько всего пока что выходит?
Хицуки начинает на пальцах считать, сколько членов будет в их отряде.
- Двенадцать. Так ты согласен?
- Пошёл вон!
Хицуки улыбается, понимая, что рано или поздно Сёну придётся с ним согласиться. Ловит на себе разгневанный взгляд и спешит покинуть кабинет, чтобы не получить по пепельной макушке. Прикрывает за собой дверь и слышит, как в неё что-то врезается с той стороны.